Альманах "Чеченский Феномен"
Виталий ПОРТНИКОВ
ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ ВОЙНА
Неудавшееся покушение на президента Чечни Аслана Масхадова, стоившее жизни охраннику главы самопровозглашенного государства, еще раз продемонстрировало правоту тех наблюдателей, кто считал, что с выводом российских войск из Чечни конфликты в этой республике не окончатся, что самое главное произойдет, когда чеченские авторитеты начнут делить власть и деньги от энерготранзита, что стабилизация ситуации в Ичкерии и есть начало новой, теперь уже гражданской войны в ней — так как именно эта стабилизация позволит говорить о появлении в республике реальных денег и, следовательно, обострит отношения между теми, кто хотел бы этими деньгами воспользоваться. К тому же не стоит забывать, что, в отличие от других российских республик и, пожалуй, вообще от всего постсоветского пространства, именно Чечня пережила настоящую революцию — если понимать под революцией именно низвержение правящего слоя и замену его людьми, выдвинутыми из низов народным восстанием и перенявшими и власть, и отчасти деньги низвергнутых.
На этом фоне Джохар Дудаев выглядит настоящим народным вождем, а Аслан Масхадов или Шамиль Басаев — настоящими народными полководцами. Вопрос о том, что же в этом хорошего, оставим за скобками, так как даже накануне чеченской войны стало ясно, что революционное развитие событий породило крайне нестабильную и враждующую между собой политическую и предпринимательскую элиту — в войну к ней, разумеется, прибавилась элита полевых командиров…
Уже в первые недели существования де-факто независимой Чечни в этой элите началась непримиримая борьба за место возле президента Дудаева, за нефтяные и прочие деньги, а когда Дудаев попытался отказаться от некоторых бывших соратников по борьбе, они вступили в союз с «контрреволюцией» — то есть сохранившей власть в некоторых районах старой советской номенклатурой.
Москва, пытаясь ликвидировать дудаевский режим, формировала различные временные советы и временные правительства именно из представителей этого весьма противоречивого по своему составу блока — так в обозе штурмовавших Грозный российских войск оказывались и весьма авторитетные полевые командиры, готовые воевать с Дудаевым и обладавшие для такой войны достаточно внушительной военной силой, и заурядные партийные и хозяйственные работники эпохи Чечено-Ингушской АССР, имевшие авторитет разве что в собственных селах… Но и эта линия еще не обозначала до конца раскола чеченской элиты, так как среди противников Дудаева имелось немало весьма известных революционных выдвиженцев, перешедших в непримиримую оппозицию президенту, но не желавших ни при каких условиях вступать в союзы с Москвой.
Таким образом, к началу чеченской войны политическая элита республики представляла собой некий неароматно пахнущий слоеный пирог, где слои воевали со слоями и каждый в конкретном слое был готов к войне против своего же соратника. Дудаев — как каждый народный вождь и как каждый советский генерал, человек по природе своей конфликтный — не только не консолидировал свое окружение, но и поощрял в нем постоянное выяснение отношений и непрекращающуюся идеологическую борьбу, так как никогда нельзя было понять до конца, к какой модели государственного устройства в конце концов склонится глава Чечни, и приверженцы самых различных по сути взглядов могли, по идее, рассчитывать на его одобрение. Чеченская война только усилила внутренние разногласия, и нельзя сказать, чтобы об этом не знали, — даже в самые трудные месяцы войны в прессе появлялись публикации, описывавшие конфликты между лидерами республики, — но, разумеется, тогда об этом старались не думать: разразившаяся трагедия была важнее любых свар и интриг.
Но даже тогда нетрудно было заметить, что немотивированная и не принесшая особых дивидендов акция дудаевского зятя Салмана Радуева в дагестанском поселке Первомайское была неудачной альтернативой походу Шамиля Басаева на Буденновск — акции, которая вряд ли может быть одобрена здравомыслящими людьми (как и «ковровые» бомбежки российской авиацией чеченских городов и сел), но которая тем не менее привела к отрезвлению российского общества и политической элиты страны и в конечном итоге — к перелому в войне: неуничтожаемый народ непобедим даже в том, что другим может показаться досадным заблуждением…
Уход Джохара Дудаева не был большой неожиданностью — в последние месяцы перед гибелью президент Чечни старался быть как бы над схваткой приближенных, над событиями в республике, казался многим чеченцам этаким небожителем, кочующим имамом, стремительность передвижений которого не позволяла ему реально осуществлять руководство страной и армией. И тем не менее этот всклокоченный, мятущийся и непредсказуемый человек и был настоящим лидером. Его смерть продемонстрировала не только то, что вакантно место вождя, но и то, что вакантно место государственной идеологии.
Наиболее логичной фигурой, способной возглавить Чечню в этой ситуации, казался Аслан Масхадов, начальник дудаевского штаба и руководитель чеченской делегации на последнем этапе переговоров с Москвой. Но влияние Масхадова, очевидно, нельзя признать бесспорным хотя бы потому, что даже в момент своей наибольшей популярности он выглядел прежде всего компромиссной кандидатурой, вынужденной опираться на различные группировки в чеченской политической и военной элите — вплоть до явных компромиссов со своими наиболее серьезными оппонентами и претендентами на власть в Чечне. Масхадов стал самым ярким символом той нестабильной стабильности, которая установилась в чеченском руководстве после смерти Дудаева — руководство это стало по существу коалиционным, а расклад сил в нем постоянно меняется.
Однако очевидно, что Масхадов — сторонник построения в Чечне светского государства, пускай даже и под исламской вывеской. И, вероятно,именно это и сближает его в первую очередь с другой весьма популярной в Чечне фигурой — Шамилем Басаевым, буквально за несколько дней до покушения на Масхадова назначенным заместителем командующего чеченской армией. Басаев всегда стремился быть скорее вторым президентом Чечни, чем просто главным соратником Масхадова или лидером лояльной к чеченскому государственному устройству оппозиции. Но блок Масхадова с Басаевым возможен прежде всего потому, что их оппоненты — бывший президент Ичкерии Зелимхан Яндарбиев и министр иностранных дел Мовлади Удугов — выступают за совсем иную модель развития чеченского общества, за создание в Чечне настоящего радикального исламского режима.
Противников у этой идеи в Чечне немало, причем и среди откровенных врагов Масхадова — предсказывают даже временный союз президента с Салманом Радуевым, который после неудавшейся попытки захвата грозненского телецентра казался чуть ли не главным врагом режима. Однако лозунг борьбы с ваххабитами, выдвинутый Масхадовым, может стать лишь первым лозунгом гражданской войны в республике: даже победив активно поддерживаемых в исламском мире религиозных экстремистов, руководители Чечни могут не успокоиться и заметить, что и в их среде немало проблем, которые легко решаются с помощью оружия. Гражданская война в Чечне, собственно, уже идет — и радуевская акция в телецентре, и бои между ваххабитами и сторонниками власти в Гудермесе — первые ее аккорды. Однако началом этой войны в будущем станут считать все-таки покушение на Масхадова…
http://www.mirror.kiev.ua/paper/1998/30/1251/text/30-05-2.htm
© Mirror Weekly 1998