НОВЫЙ МИР
Угроза применения против России нового информационного оружия вполне актуальна. Однако в стране до сих пор нет места для подготовки ответа на этот вызов
Россия не участвует в югославской войне, но она проигрывает
в ней. Не надо обольщаться тем, что мы все еще за столом переговоров. Черномырдина
содержат в голубях мира, чтобы было кого послать в финале за декоративной
оливковой веточкой. И Милошевич в Дейтоне был полууважаемым лидером, а
сегодня его вправе задержать любая группа граждан и силой доставить в Гаагу.
Мы присутствуем при процедуре геополитического опускания,
где личность опущенного и мотивы действа -- планируемые фрагменты клипа
"Управляемый мир". Факт не важен, важен эффект.
Для России модель упразднения суверенитета государства
по решению правительства ряда стран, при поддержке множества других (клиентов
или тайных недругов) и перепуганном нейтралитете прочих особенно актуальна.
Есть основания думать, что именно такая модель будет применена к нам самим.
Сразу же после войны и для России пойдет дейтонский
отсчет времени. Имеет ли смысл предлагать рецепты для сегодняшнего дня?
Не перейти ли прямо к выводам на послевоенное время? Послевоенное -- не
для Югославии. Послевоенное время для России.
Бжезинский как разоблаченный Березовский
Выбор, который демонстрирует наше экспертное сообщ
ество, неоригинален: заговор! Заговор, составленный на Западе с целью нанесения
русскому аналитику тяжелейших душевных травм. И кто вы думаете заговорщик?
У Америки есть План. Этот план известен -- он изложен
в книге Бжезинского "Великая шахматная доска". Бжезинский -- это утес русской
геополитической мысли. В этой роли он совершенно равносилен Березовскому.
Все повсюду испортил Бжезинский, если он вообще не сам Березовский и есть.
Простота и понятность книг Бжезинского для русского ума наводит на мысль,
что перед нами чтиво -- палп фикшн, какое аналитики прихватывают в шаттл
Вашингтон-Нью-Йорк пролистать. О радость -- книга переведена на русский!
Можно не читать других книг, даже того же Бжезинского. Еще удача: так много
схем и картинок! Направо Америка, налево Азия, а вот большие стратегические
стрелы, какими школьники
разрисовывают глобусы.
"Доска" -- абсолютно неамериканская книга. Политика
любого американского штата бесконечно сложнее, чем политика целого мира
по Бжезинскому. Чтобы Америка могла воспользоваться рецептами "Доски",
она должна предельно упроститься и, перестав быть Америкой, превратиться
в империю Фантомаса. Но тем нам и мила "Доска": русскому уму близок синематограф.
Вспомним Думу, протестующую против образа русского космонавта в шапке-ушанке
из голливудского "Армагеддона".
Где советское золото? Где власть? Спутники? Где
первенство? Где зарплаты? Где, в конце концов, то, что всегда оставалось
при нас, -- высокая духовность? Где все это? Все унес Фантомас -- Роман
Абрамович Бжезинский.
Новое оружие
Между тем в Косово мы наблюдаем использование нового
оружия – оружия информационного доминирования (ОРИД). Я восхищаюсь голливудскому
драйву инфоклипов CNN. Для меня не встает вопрос, правда это или нет. Это
же просто клипы. Разве клипы ложь? Но разве может клип быть правдой?
Сегодня постановщики клипов используют высокоточную
боевую технику -- информационный прием убийства ради ньюсмейкинга. Найденный
и опробованный еще русскими народовольцами, в новую информационную эпоху
он был систематизирован и превращен в отлаженный механизм инфоустрашения
левыми и палестинскими террористами. Именно этот механизм сегодня -- в
развитом и достроенном виде -- использует западное сообщество в Косово.
Уже в Ираке возникал вопрос о военных целях: военный
результат бомбардировок был никому не известен и попросту неопределим.
Авиация бомбила места, где, по ее утверждениям, складировались кувшины
со свирепыми джиннами, -- в виде результатов предъявляя горы битых черепков.
Где джинн? Джинн уничтожен. Разве не видите -- его кувшин разбит.
Подтверждение -- недорогие постановочные картинки:
пустыня в зеленоватой подсветке приборов ночного видения, полет ракеты,
вспышка -- бац! Цель поражена. Так выглядят войны в снах подростка.
Легкость применения
Важным параметром военно-политической действенности
ядерного оружия, параметром, который позволил выстроить архитектуру послевоенной
эпохи, была его боевая неприменимость.
Она породила его дополнение -- некую рискованную
свободу, некую ультимативность личного и общественного поведения, демонстративность
вызова Господину: гляди, я поступаю вот так, нас все видят -- и что ты
можешь сделать? Сбросить ядерную бомбу?
ОРИД -- это способ работы с подобным вызовом. Можно
применить высокоточную бомбардировку, скоординированную с массовой дискредитацией.
При этом наблюдатели превращаются в заложников, и репрессивные инфоклипы
просто помогают им достойно перейти на сторону Господина.
Легко показать, что большинство действий, совершавшихся
в Ираке и Косово, не имея собственно военного смысла, вполне действенны
политически. Но крайне важно, что вся эта символика -- "непреклонность,
неотвратимость, высокоточность, единство Альянса, намерение добиться, чтобы..."
– обязана дополняться бомбардировками, выбор целей для которых ведется
по данным мониторинга СМИ, мнений экспертов и опросов общественного мнения.
Жертва должна быть уничтожена, но до того она должна быть абсолютно дискредитирована.
Новоявленное оружие информационного доминирования
может, более того, оно нуждается в том, чтобы его применяли. И оно будет
применено... В следующий раз -- где?
Интернационализация. Хорошо или нет?
В российской прессе мне как-то попалось совпадение,
показавшееся забавным. В один и тот же день в газете "Завтра" некий очередной
саддамит вопрошал лицемерный Запад: доколе? Почто бомбишь незлобивых иракцев
-- вот бы вредных чеченцев побомбил! Зато в газете "Сегодня" некий мрачный
деморосс призывал НАТО ввести в Москву войска на случай "красного реванша".
Интернационализация как панацея для решения наших
внутренних проблем -- мечта бессильных. Их версия русской идеи -- быть
признанными пупом земли на общем собрании Объединенных Наций. Безумцы хотели
бы интернационализовать это чудовищное пространство, не решая его проблем,
и притом сохранить Россию. Как? Когда ООН соберется решать наши внутренние
проблемы, она не разойдется, прежде чем не изберет ликвидком.
Апокалипсические оценки и экстремальные призывы
московита понятны: смутное, но всеобщее ощущение того, что следующим объектом
применения нового оружия станет Россия, стало фактом. Трудно и вообразить
для гуманитарной интервенции место более подходящее, чем эта неопределенная
Россия.
После югославской войны надо готовиться к тому,
что с нами расправятся примерно так же. Разве не русская мафия опутала
щупальцами всю страну – и весь мир (а наш местный идиот уже радостно квохчет:
опутала! обокрала!)? Припишут все преступления на свете, изобразят чудовищами,
насилующими детей, -- а в подтверждение сыщут садиста, гуманитарного истерика
и горку трупов (трудно ли в России добыть два десятка трупов?). И ни один
суд в Гааге не примет во внимание наших оправданий.
Синдром вынужденного бессилия "оболганных фактами"
может породить встречный взрывной креатив насилия -- а тот принесет Господину
новые аргументы. Назовем такую условную ситуацию "ситуацией Ультиматума"
и попытаемся понять, есть ли условия для ее возникновения.
Ядерное оружие против информационного
Разве Россия не ядерная держава? Считается, будто
гарантией от попыток политического давления является российский ядерный
потенциал. Это заблуждение. Ситуация Ультиматума -- не ситуация военной
угрозы, а ситуация навязывания кризиса при одновременном навязывании единственного
варианта выхода из него.
Как выглядит применение оружия информационного доминирования?
Более сильная сторона генерирует Событие событий
на всех уровнях -- включая мировые СМИ, международный политический истеблишмент
и финансовые рынки. Это глобальная информационная операция по формированию
временного всемирного консенсуса -- иными словами, согласия большинства
стран принять вариант решения кризиса как данность или наименьшее зло.
Очевидно, что в таком случае именно ядерное оружие не может быть применено,
а значит, оно вообще не является инструментом национальной безопасности
для данного случая.
Ведь именно риск ответного применения жертвой Ультиматума ядерного
оружия и делает все страны мира заинтересованными в быстрейшем подавлении
жертвы, а значит -- участниками коалиции Ультиматума. Россия окажется одна
перед лицом всего мира, и мне трудно представить любую из нынешних властей
способной применить ОМП для информационной самозащиты от ОРИД.
Потеря времени
Россия потеряла впустую годы после распада СССР.
Этому всегда имелись веские причины.
Сначала с Козыревым Россия не имела своей внешней
политики под предлогом "следования мировым путем цивилизованных наций",
в то время как сами нации мучительно разбирались, куда им следовать, и
присматривались к России – не возникнет ли хоть какая-то ясность.
Затем с Примаковым Россия попросту не имела никакой
-- даже столь странной, как при Козыреве, внешнеполитической философии
-- теперь под предлогом искоренения козыревской порчи.
Россия не работала с вопросами и оказалась в неожиданной
для себя, новой ситуации. Сегодня Россия неспособна ни к какой стратегической
определенности. Но наше время обдумывать планы кончилось там и тогда, когда
и где началась реализация чужих планов.
Не надо быть Сталиным, чтобы увидеть в этом зарю
нового мира.
Главные ограничители
Нельзя ли измерить время, которое осталось у России
на приведение себя в состояние готовности к угрозе применения оружия информационного
доминирования?
Это очень просто. Предположим худшее -- ситуацию
Судного дня. Какие условия должны быть соблюдены для того, чтобы "конец
России" действительно наступил не как метафора?
Прежде всего конец России невозможен, пока ее раздел
не станет легитимным предметом международной дипломатии и подразумеваемой
целью одной или нескольких мировых держав --контролеров всемирного "статус
кво".
Легко понять, что русскую Евразию нельзя просто
"разделить", не опрокинув всей геополитики и даже просто политической географии.
Такая перспектива пока крайне нежелательна для прочего мира, почти настолько
же, насколько была нежелательна ядерная война в предыдущей -- ялтинской
системе. Пока еще главные мировые игроки, не являясь доброжелателями России,
вынуждены быть охранителями порядка, частью и условием которого она является.
В том числе и потому, что никто из них не чувствует сегодня желания ринуться
в новое мировое неизвестное.
Поэтому пока для нас не важен вопрос о том, сумеет
ли сегодняшнее правительство выстоять в ситуации такого ультиматума, будь
он предъявлен нам теперь же (а поводом может стать все что угодно, например
-- ситуация вокруг Грозного в августе 1996 года).
Остаточный ресурс
Пока мировой порядок не приобретет достаточную гибкость
и емкость, чтобы справиться с "продуктами распада" российского государства,
основные игроки не захотят столь чудовищно резкого нарушения мирового баланса
и не признают ничьего покушения на "русское наследство". Мир не даст умереть
даже вполне безнадежной России, пока не придумает, как быть с ее телом.
Пока это так -- у нас есть время. По-видимости,
это и есть наш главный ресурс, но он невелик. Пять лет -- это почти весь
срок, который нам почти наверняка отпущен. На следующих выборах, 2004 года,
влияние внешнего фактора уже будет сильным, если не определяющим.
Завершение президентского срока Ельцина и следующее
президентство имеют простую задачу -- подготовиться к беспрецедентному
вызову, сценарий которого сегодня уже можно себе представить. Но проблема
в том, что сегодня в России нет места для продуктивного обсуждения всех
этих вещей.
Если бы мы жили в одной из стран, какие теперь принято
ругать, я бы сказал: у нас есть прекрасный случай -- выборы. Давайте превратим
этот вопрос в одну из тем ближайших выборов; может быть, даже предпочтем
кандидата с наиболее внятными и вменяемыми мыслями по этому вопросу. Но
выборы 1999-го и, скорее всего, 2000 года не будут форумом обсуждения мирового
места России.
В конце споров
Мы находимся в ситуации, которой трудно найти аналогию.
Есть угроза -- она известна. Но нет сил на ее отражение.
В таком виде мы -- и здесь я согласен с Госдепартаментом
США, несомненно, представляем собой угрозу мировому сообществу. Потому
что большей угрозы в ближайшее пятилетие, чем неопределенная, глупеющая
и старчески-претенциозная Россия, не вообразить.
Чтобы ликвидировать эту угрозу, мы должны воспользоваться
ресурсами интеллектуальными. Однако.
Сегодня в России существуют две формы организации
интеллектуального процесса -- российско-советский и постсоветско-российский.
Академическое и новоустроенное после 1991 года сообщество "независимых
экспертных центров".
Символ первого -- академия, празднующая в эти дни загадочный "275-летний
юбилей", второго -- администрация президента, бесславно завершающая трехлетие
попыток сформировать "интеллектуально-информационный штаб власти".
Оба сектора расколоты, разобщены, ни один из них
не может и не пытается возглавить восстановление интеллектуального процесса
в России. Оба проиграли свою войну, и старые бойцы охотно предлагают себя
в роли наемников: Ираку, Гусинскому, Примакову, Лужкову -- любому, кто
купит, а если и не заплатит, то хотя бы улыбнется вслед стареющей маркитантке.
Возможна ли русская Rand Corp.? Вопрос муссируется
-- только на моей памяти -- не менее двадцати лет. Надо решиться действовать,
не дожидаясь конца русской дискуссии, бессмысленной и беспощадной. Специалисты
должны понимать, что независимо от того, на кого они работают, они представляют
собой в России единое сообщество, более сильное, более ответственное и
более национальное, чем сообщества политиков, чиновников и финансистов.
Взятие реальной власти, в конце концов, есть невыразительный,
лишенный романтики, чисто технический процесс.
Журнал Эксперт, номер 21 от 07.06.1999