Альманах "Чеченский Феномен"
ПРАВО И АНТИПРАВО
Евгений ВАСИЛЬЕВ
Раздумья о чеченской войне провоцируют приступы шизофрении таким образом, что мысль о военном конфликте между федералами и сепаратистами органично перерождается в столкновение левого и правого полушария, в схватку аргументации холодного рассудка и горячего беспредела чувства. Сначала приходит понимание принципиальной невозможности разрешения целой вереницы вопросов, которые высветили перед нами “операции по наведению конституционного порядка”. Так или иначе, приходишь к единственному выводу, что порядок сначала нужно было навести у себя голове, а уж потом воспроизводить его прообраз в эмпирической действительности. Только благородя отсутствию спекулятивного порядка в сегодняшней культурной парадигме, носителями которой выступают, властные структуры, армия, СМИ, получила Россия щелчок по собственному самолюбию.
Для начала не просто перечислим эти вопросы, а сделаем робкую попытку их разрешения, злонамеренно заняв диаметрально противоположные точки зрения. Справедлива ли была чеченская война для России? Была ли возможность выиграть эту войну? Кем являются чеченские повстанцы - народными защитниками или фанатичными мусульманствующими башибузуками? Не была ли эта война результатом хитроумной авантюры московских финансовых воротил, всемирного заговора иудеев, рационализаторских предложений нефтегазодобывающей промышленности, или очередной провокации ЦРУ?
Некий маленький, но гордый народец,
в данном случае ичкерцы, решили отмежеваться от евразийского коллектива,
сколачиваемого не одно столетие божьим промыслом и трудами не одного поколения
Великих Князей. Спрашивается, по какому такому собственно праву? Такая
постановка вопроса резонно порождает список из близких ему по духу заморочек
истории: «По какому праву Россия отделилась от Советского Союза? По какому
праву американские сепаратисты уже как двести лет не признают законного
правительства в Лондоне? Отчего до сих пор ходят ненаказанными перуанцы,
венесуэльцы, австралийцы, новозеландцы, чилийцы, жители острова Барбадос,
Сан Томе и Принсипи и прочие парагвайцы?»
Отдавая себе отчет в абсурдности подобных
притязаний, все же попытаемся откреститься и от поверхностных ответов,
шовинистских “знатоков истории” из той же, скажем, Украины или Грузии,
милостиво дарующих право на государственность украинцам или грузинам, как,
якобы, состоявшимся нациям и отказывающим в таком праве жителям Крыма и
города Гагры. Позиция промежуточного права на самоопределение коренится
на факте, реального превосходства одной культурной формации над другой
и ошибочного перенесения такого превосходства на область свобод человека.
Весь мир состоит из неких ячеек, обладающих зримыми признаками, позволяющими
отделить данную ячейку от другой. Для малороссийского шовиниста Украина
есть некоторое единство языка, национальных особенностей, бытовых привычек
и мировоззрения, а вот, скажем, Крым - нет. Но такая позиция скрывает в
себе множество слабостей. Так как, следуя ей, следовало бы резонно сделать
“верхненемецкий аншлюз” кантонам Швейцарии, Австрии и Лихтенштейну, фламандцам
же отделиться от валлонов и совокупится в этническом оргазме с Голландией
и приморской Германией, Москву и Петербург превратить в вольные города,
а остальному Essen G образовать великий и могучий.
На самом деле, демаркационная линия между культурно-этническими формациями, как и государственная граница между народами может пролегать в зависимости от степени членения миллионом разнообразных способов. Фактическое же существование государства определяется, к сожалению, реальным раскладом политических сил во время его образования. Таким образом, Янаев или Пуго ни чем не хуже Ельцина или Коржакова. Великодержавный шовинизм отталкивается от наивного, архаичного ощущения превосходства “нашего” человека над чужаком. Вот и выходит, что русский имеет право на самоопределение, а чеченец - нет, или американец имеет право отделится от имперских притязаний английской короны, а житель Алабамы не имеет права избавится от пенсильванского янки.
Сепаратизм, как идеология, вытекает из общегуманистических принципов равенства и свободы любого человека, сформулированных в эпоху просвещения Джефферсоном, Вольтером, Дидро, Руссо. Политик же, как к примеру Ельцин, Гамсахурдия или Кравчук в 1991 году, мгновенно приобретает ореол народного заступника, угрожающее махая дубиной от Вольтера перед носом имперски настроенного, допустим, Михаила Сергеевича. Но вся беда гуманистической дубины заключается в том, что она может пройтись и по жирной спине ее обладателя. Как только такая дубина оказывается у Басаева или Дудаева, так сразу ее прежний хозяин напрочь забывает свое романтическое прошлое и надевает имперские доспехи дыбы защитить себя от ее болезненных тумаков. Сделаем глубокомысленный вдох и подытожим: судя по истории образования демократической России, вторжение в Чечню в декабре 1994 года, было несправедливо, нечестно и нелогично, ибо базировалось на подспудном предположении превосходства русского, украинца, белоруса как носителя состоявшейся культуры, образовавшего свое государство над, якобы, недоразвитым чеченцем, естественно незаслуживающим собственной государственности.
На первый взгляд все казалось бы ясно. Чечня получает выстраданную в боях независимость. Россия отказывается от всяческих притязаний и возвращается в цивилизованную семью народов. А что, если завтра от Чечни скажем решат отделяться пророссийские северные территории. Даст ли им Масхадов независимость? Вот вам, господа партизаны, настоящая проверочка на вшивость. Дело в том, что соблюдение принципов самоопределения личности в эпоху тотального постиндустриализма неизбежно ведет к экономическому маразму территории-донора, что и продемонстрировал распад СССР, где в относительном выигрыше до поры до времени остаются лишь наиболее передовые регионы страны при общем проигрыше. Предположим, что Тюменская область вполне аргументировано с точки зрения провозглашаемых либеральных доктрин решит помахать ручкой остальной России. При этом раскладе уровень жизни тюменцев обязательно вырастет за счет огромных пусть неадекватно эксплуатируемых запасов нефти. Такой распад будет сопровождаться снижением уровня жизни большинства россиян в силу разрушения традиционных экономических связей. “Ну и что?, - промолвит губернатор Тюменской области, - мы то на коне”. Да на коне, до определенного момента. Момента осознания Ханты-Мансийским национальным округом своей богоизбранности и преимуществ бракоразводного процесса с самой Тюменью, каковые в свою очередь, обязательно принесут кратковременные экономические дивиденды. Кратковременные, покуда мэр Нижневартовска не поймет, что на городе Нижневартовск висит тяжким бременем необходимость поддержания отсталых Шаима и Приуралья. Такую череду аналогий можно растягивать до бесконечности. Результат остается один: при очередном шаге в сторону самоопределения в выигрыше остается меньшинство, которые в свою очередь экономически пострадает в пользу сверхменьшинства и.т.д. в случае буквального соблюдения принципа самоопределения. И этот факт вполне осознают канадцы, противящиеся отделению Квебека, Борис Николаевич, направивший солдатиков брать Грозный в качестве новогоднего подарка, Брюссель, пытающийся сохранить единство Бельгии, Мадрид, противодействующий баскам и Барселоне в их сепаратистских потугах. Отсюда и осознание реальных выгод от любовной связи Лукашенко и Ельцина, и шагов в деле западноевропейской интеграции. Беда сепаратиста заключается в том, что он не знаком с заморочками софистики (являются ли два яблока кучей) в том, что у него отсутствует необходимая глобальность мышления, в том, что он произвольно членит карту мира, не подозревая, что он развязывает, тем самым, руки своим подчиненным и выпускает из бутылки джина, способного сожрать своего благодетеля. Получается, что любой сепаратизм есть кратчайший путь к самоистреблению, к бесконечной энтропии, к хаосу, и экономической импотенции.
Итак, право человека на самоопределение перечеркивает право человека на благоденствие. Таким образом, чеченский конфликт вырастает на глазах в мировозренческий конфликт между двумя основополагающими ценностями бытия человека, между “жить хорошо” и “хорошо жить еще лучше”. Следуя волеизъявлению личности, мы обрекаем ее зачастую на прозябание и бедность, стараясь же наполнить его кишечник, мы насилуем его душу и унижаем достоинство.
Логика сторонников державности опирается на постулат безоговорочной ценности экономического прогресса, роста производства и соответственно материального достатка. Однако эти ценности являются отнюдь не общечеловеческими ценностями, а ценностями технологического индустриального общества, зародившихся в XIX веке. Идеология жесткого потребительства настолько громко о себе заявила в XX в. во всех уголках мира, что раздавила своей мощью традиционные культурные системы. Отсутствие видения горизонтов человеческого существования мешает современным политикам, будь то коммунист Зюганов или эрудированный либерал Гайдар, понять относительность благ технологической цивилизации. Например, тот факт, что дети в Чечне не ходили в школу, шокировал обывателя и являлся веским аргументом в пользу военного вмешательства. Между тем богатство человека во многом определяется количеством его свободного времени. Образование же в современном обществе в конечном счете служит зачастую взвинчиванию до абсурда накоплению продуктов потребления, ценность которых падает в силу относительности человеческого восприятия. Мы не должны, разумеется, петь панегирики экономической разрухе и бандитскому произволу. Тем не менее, следует подчеркнуть, что узость буржуазно-технологического видения мира не способна адекватно воспринимать реальные достижения иного жизненного уклада, способного подарить человеку радость и счастье. В этом смысле тип чеченского боевика, которому нельзя отказать в благородстве, некой мудрости и даже неожиданной изящной образованности, при всех его многочисленных минусах, находится близко к экзистенциальному идеалу человека, воспетого Сартром, Камю и Маркузе.
Чеченский конфликт, как впрочем и многие конфликты, порожденные этническими переживаниями, есть столкновение двух по-своему достойных систем мировоззрения технократического сциентизма и экзистенциального либерализма. Трагедия заключается в том, что политики в угоду злобе дня и незаметно для себя перескакивают из одного правового и идеологического поля в другое, между которыми образовалась бездонная пропасть. Сегодня Ельцин воюет с Горбачевым, педалируя право нации и значит любого человека на самоопределение - и тут он прав, а завтра, не менее обоснованно душит чеченскую, татарскую, якутскую свободу, ссылаясь на неизбежные удары по экономике России. За такое раздвоение личности платят жизнью тысячи невинных людей. Они как бы сваливаются в идеологическую расщелину между двумя системами. Дабы избежать дальнейших актов массового кровопускания необходимо либо уйти с головой в то или иное идеологическое пространство – скажем, на уровне мирового сообщества наложить вето на любое изменение сложившихся границ в ущерб правам человека, либо, презрев блага цивилизации, неуклонно следовать уважению прав нацменьшинств. Беда в том, что подобный экстремизм теоретически способен привести к неизведанным перспективам и скрытым катастрофам. В этом случае жизни невинных жертв как бы оказываются принесенными на алтарь храма Серединного Пути, разрешающего внутренний конфликт человеческой природы. Может быть, окажется, что лицемерие, ложь и подлость политиканов, приводящая к тупому толканию двух точек зрения “Чечня - часть неделимой России” и “Чечня - суверенное государство”, и в результате заканчивающееся боевыми действиями, имеет тайный трансцендентальный смысл. Таким образом, ответ на вышеприведенный вопрос о справедливости чеченской войны не может быть найден, покуда поиск ответа не будет оперировать нерасчленимой системой аксиом, и, если нельзя придерживаться какой-либо односторонней позиции, то необходимо будет попытаться перекинуть мостик над развернувшейся пропастью. Задача настолько трудная, насколько и ценная для истории человечества, что может быть разрешена лишь в новом тысячелетии.
Оставим на время заоблачные вершины аксиологии, и спустимся в долину простых житейских понятии. Отдавая отчет в безапелляционной ангажированности нижеследующих рассуждений о неиспользованных возможностях военной компании, хотелось бы подчеркнуть гипотетический характер этих предположений. Покаюсь, что наблюдая за ходом военных действий в чеченской войне, меня не покидало чувство ревности к российским войскам, неутолимой жажды победы над Чечней, вопреки всем достоинствам боевиков и всем недостаткам федеральной армии. Это чувство порождалось обидой за бездарное разбазаривание чудовищного потенциала армии, которая, исходя из объективных предпосылок, обязана была решить проблему военным путем. Да, такое утверждение покажется кому-то ересью и пустопорожней болтовней, но все же не стоит заранее открещиваться от любой казалось бы абсурдной на первый взгляд точки зрения.
История XX в. знает множество примеров
поражений регулярных армий в войне с партизанами, не надо ходить далеко
за примерами: Вьетнам, Афганистан, Сомали. Главной причиной многочисленных
фиаско является то, что война такого рода подобна боксерскому поединку
тяжеловеса с повязкой на глазах против легковеса без последней. Регулярная
армия способна овладеть территорией соперничающей стороны и установить
формальный контроль над основными узлами инфраструктуры, но не может прекратить
сопротивление подвластного населения, имеющего бесчисленные возможности
мелко гадить и наносить непоправимый ущерб. Исторически такая проблема
решалась массовым геноцидом сопротивляющегося народа, но с приходом гуманистических
принципов ведения войны, решение подобных конфликтов для регулярной армии
становится практически неразрешимым. Повстанцы имеют неоспоримое преимущество
в праве нанесения первого удара, и в случае невыгодных для себя условий
- мгновенного перехода от автомата к плугу. Военные лишены права атаковать
исподтишка, скажем, мирную колонну грузовиков, тогда как этот способ поведения
является излюбленным для партизан. В этом заключается аргументация сторонников
вывода войск из Чечни.
Итак, задача трудная, но все же разрешимая.
Ключом к решению чеченской проблемы должно было стать использование незначительности
территории Ичкерии. Великолепный шанс заключался в том, что Чечня довольно
небольшая и по территории и по населению страна. Хотя невозможно контролировать
поведение населения, но было бы вполне возможно перекрыть чеченцам кислород
и, в первую очередь, лишить их возможности пополнения вооружений. Сверхважным
моментом в деле достижения успеха явилось бы тотальное перекрытия всего
периметра чеченской территории. Громоздкость и неэффективность многочисленной
необученной армии превратилась бы в огромное преимущество при обширных
капиталовложениях в создание полностью непрозрачной системы минных полей,
рвов, заграждений из колючей проволоки, и очень густо расположенных мощных
бетонированных укреплений вдоль чеченской границы. Эти казалось бы огромные
деньги окупились бы с лихвой учитывая выброшенные на ветер средства на
восстановление тут же разрушаемого основного фонда республики. Помимо этого,
необходимо было бы изменить психологию российского генералитета при ведении
наступательных операций. Дело в том, что генералы с точки зрения классической
тактики и теории действовали вполне грамотно и профессионально. Но сейчас
конец тысячелетия, а не Великая Отечественная война. Поэтому им тяжело
осознавать горечь своих неудач. Если бы делалось в середине века, то все
бы разрешилось достаточно просто - грубый навал мотострелковых сил при
поддержке бронетанковых формирований и артиллерии позволил бы пробраться
к мирному населению, и, в случае его дальнейшего сопротивления, провести
его массовую депортацию. Нынче, слава богу, такие методы неприемлемы. Парадоксальный
подход к этой войне, как войне оборонительно-террористической, войне одной
партизанской банды против другой, но более многочисленной и лучше вооруженной
мог бы стать неисчерпаемым золотым дном для милитариста. Учитывая превосходство
чеченцев в плотном бою, необходимо было избегать такого боя в принципе,
постоянно и достаточно осторожно наносить ракетно-бомбовые удары по предполагаемым
скоплениям ополченцев, складам вооружений, жизненно важным центрам коммунального
обеспечения с отказом от непосредственного овладения населенными пунктами,
с медленным вдавливанием войск в пустынные территории, с сооружением укрепрайонов,
способных перекрыть своим огнем всю территорию Чечни - эти методы успешно
применялись германскими военспецами в годы борьбы гоминьдана с китайскими
коммунистами.
Все уже, давно понимают, что танк как и другие медленные боевые платформы находится в философском тупике - темпы усиления защитных свойств брони постоянно уступают темпам усиления разрушительных качеств более дешевых средств ее поражения. Отказ от использования танков, БТР и БМП в городах был бы способен принести немалые выгоды и сохранил не одну солдатскую жизнь. Современная эффективная концепция ведения войны, испытанная НАТО на Ираке и, отчасти, на сербах, - есть своеобразная перестрелка посредством дальнобойной авиации и ракет между противниками. Именно авиация была тем коньком-горбунком, который решал множество неразрешимых для наземных сил боевых задач. Именно авиацию и ненавидели чеченцы, не имевшие адекватных средств противодействия, отчего Басаев и расстрелял летчиков в Буденовске. Первым шагом в компании должен был бы стать сверхмассированный ракетно-бомбовый удар по Грозному при привлечении всего потенциала ВВС России, что позволило бы не только деморализовать противника, но и избежать огромных потерь лобового штурма в новогоднюю ночь. Такой алгоритм ведения боевых действий при приоритете идей блокирования границы постепенно бы измотал повстанцев, и первую очередь, лишил бы их притока вооружений, продовольствия и необходимых средств для поддержания жизни.
Вышеприведенный отрывок обнаруживает новую степень безнравственности, если не рассматривать его чисто теоретически, как некую принципиальную возможность, а не призыв к буйству детей. Кроме того, даже такое течение событий имеет некие подводные камни. Конечно, можно раздавить вооруженное сопротивление чеченцев на их собственной территории. Но у них в рукаве имеется очень веский козырь - терроризм на территории самой России, от использования которого до недавнего времени большинство полевых командиров отказывалось. Даже весьма незначительная группа террористов способна принести такой моральный ущерб в случае взрыва жилых зданий, метро и магазинов, что приходится изумляться, что они не сделали этого раньше. По-видимому, обе стороны все хорошо понимают, и несмотря на имеющуюся неприязнь стараются избегать увеличения эффективности ведения борьбы, понимая к каким разрушительным последствиям это может привести. Этим и объясняются, наверное, многие парадоксы чеченской компании, как то: беспрепятственный уход боевиков из села Первомайского, загадочное многократное овладение одними о теми же населенными пунктами, двухмесячный штурм Грозного федералами и его же двухдневное освобождение повстанцами. Итак, чеченскую проблему можно было бы решить военным путем, но платой бы за это явились террористические акты по всей России в течение неопределенно долгого периода.
И, наконец, о причинах чеченской войны.
Сразу же отметем наличие глубокомысленных планов каких-либо неведомых и
ни кем не виданных сил, которые являются лишь типичной фантазией филистера
по поводу происходящих вокруг него непонятных событий. Тенденция проецировать
врага во внешний мир - есть признак собственной слабости и инфантильного
мироощущения. С другой стороны также необоснованны и байки об интересе
в развязывании войны могущественными финансовыми магнатами. Гипотеза является
примером убогости материально-позитивистского сознания, не способного видеть
дальше своего собственного носа, и объясняющего тайны человеческой личности
с точки зрения своего желудка. На самом деле, война, как таковая, есть
актуализация глубоко подавленного культурой стремления к агрессии против
окружающего мира. Это стремление не нуждается во внешних подпорках и время
от времени выползает наружу из подвалов человеческой психики. Поэтому война
естественна, а ее отсутствие лишь большое достижение цивилизации, одно
из ее благ.
http://www.art-lito.spb.ru/non-fiction/vasilyev.html
Вернуться к Оглавлению